Пол Андерсон - Патруль времени [сборник]
— Понимаю. — «Как я все это понимаю. Вторая Пуническая война[60]…» — Не торопитесь. Соберитесь с мыслями. — Неожиданно для самого себя Эверард искренне улыбнулся. — Мне и самому это не помешает. Послушайте, а что, если нам расслабиться и поболтать на эту тему или какую-нибудь еще в другой обстановке? Давайте выберемся поужинать и выпить, мы сможем отвлечься и лучше узнаем друг друга. А завтра уже примемся за работу всерьез.
— Спасибо.
Она провела рукой по толстым желтым косам, кольцом охватывающим голову. Эверард вспомнил женщин древнегерманских племен, которые носили волосы, не заплетая их в косы. Она словно почувствовала ту магическую силу, которой, по преданиям всех народов, наделены волосы. К ней вернулась бодрость.
— Да, завтра возьмемся всерьез.
Глава 3
Зима принесла дожди, снег, потом снова дожди, гонимые порывистым ветром. Природа злилась, прорываясь к весне. Реки вздулись, луга и болота переполнились влагой. Люди понемногу выбирали зерно, которое надо было хранить для сева; забивали последний скот — тощих, дрожащих, жмущихся друг к другу коровенок; выходили на охоту чаще и с меньшим успехом, чем обычно. И все невольно задавались вопросом: не выдохлись ли боги во время прошлогодней засухи?
Ночь, когда бруктеры собрались в своем святилище, стояла ясная, хотя и холодная. Может быть, это был добрый знак. Обрывки облаков мчались по ветру, такие призрачные рядом с полной луной, плывущей среди них. Тускло поблескивали редкие звезды. Деревья в роще казались сплошной черной массой, только на самом верху скребли небо отдельные голые ветви. Их скрип звучал, словно незнакомая речь в ответ на шум и завывание ветра.
С шипением и треском горел костер. Пламя вырывалось из раскаленного добела сердца желтыми и красными языками. Искры взвивались вверх, бросая вызов звездам, и умирали. Неровный свет едва достигал огромных стволов вокруг прогалины, и казалось, они шевелятся, будто тени. Пламя высвечивало копья и зрачки собравшихся мужчин, выхватывало из тьмы их мрачные лица, и тут же свет его терялся в густых бородах и обтрепанных одеждах.
Позади костра вырисовывались изображения богов, грубо вырезанные из целых бревен. Уоен, Тив и Донар стояли серые, в трещинах, заросшие мхом и поганками. Сияла под луной Нерха — поновее и свежевыкрашенная; вырезал ее способный раб из южных земель. В дрожащем свете пламени ее можно было бы принять за саму ожившую богиню. Дикого кабана, жарящегося на углях, убили скорее для нее, чем для других.
Мужчин собралось немного, и большинство были немолоды. Все, кто мог, последовали за своими вождями и пересекли Рейн прошлым летом, чтобы сражаться с батавийцем Бермандом против римлян. Они все еще находились там, и дома их очень ждали. Вел-Эдх призвала глав бруктерских кланов собраться этой ночью на совет и выслушать ее обращение к ним.
Дыхание замерло на губах мужчин, когда она появилась. Ее серебристо-белое одеяние было оторочено темным мехом, на груди горело ожерелье из необработанного янтаря. Ветер волнами колыхал юбку, а плащ развевался, словно огромные крылья. Кто знал, какие мысли скрывались под ее капюшоном? Она подняла руки — блеснули на свету, будто маленькие змейки, золотые кольца. Копья склонились к земле.
Хайдхин, распоряжавшийся приготовлением кабана, стоял у самого костра, отдельно от других. Он вытащил свой нож, поднес лезвие к губам, снова сунул в ножны.
— Рады видеть тебя, госпожа, — приветствовал он Вел-Эдх. — Смотри, сюда пришли, как ты велела, те, кто может говорить от имени своего народа, — чтобы услышать, что боги сообщат им твоими устами. Начинай, прошу тебя.
Эдх опустила руки. Хотя и негромкий, ее голос прорывался сквозь ночные звуки. Что-то слышалось в нем иноземное, даже сильнее, чем у Хайдхина, — может быть, сам голос то поднимался, то опадал, словно прибой, бьющийся о далекий берег. Видимо, от этого все относились к ней с почтением и немного со страхом.
— Слушайте, сыновья Брукта, ибо важны известия, что я принесла. Поднят меч войны, волки и вороны поедают плоть, ведьмы Нерхи летают на воле. Слава героям!
Но сначала напомню… Когда я сзывала вас сюда, моим желанием было лишь вселить в ваши сердца радость. Но много прошло времени, в жилища пришел голод, а враг все еще крепок. Многие из вас удивлены, почему мы объединились с нашими сородичами за рекой. Да, нам нужно было отомстить, но мы должны создать королевство вместе с ними и не сможем этого сделать, если они потерпят поражение.
Да, племена галлов тоже поднялись, но слишком переменчив у них нрав. Да, Берманд разгромил убиев[61], этих псов Рима, но римляне заполонили земли наших друзей гугернов[62]. Да, мы взяли в осаду Могонтиак[63] и Кастра Ветера[64], но от стен первой крепости пришлось отступить, а вторая месяц за месяцем держит оборону. Да, мы одерживаем победы на поле боя, но бывают поражения и потери, иногда очень тяжелые. И все-таки я снова говорю вам, что Рим будет разбит, кости легионеров усеют наши поля, а красный петух прокукарекает над крышей дома каждого римлянина — то будет месть Нерхи. Нам надо драться.
И еще. Сегодня по воле богов, конечно, прибыл ко мне всадник от самого Берманда. Кастра Ветера, лагерь врагов, сдается. Легат Вокула, покоритель Могонтиака, мертв, а Новезий[65], где он умер, тоже окружен. Колония Агриппины[66], чванливый город убиев, спрашивает об условиях сдачи.
Нерха помогает воинам, сыны Брукта. Свое обещание она выполнит полностью. Рим падет!
Кровожадные крики рванулись к небу. Она еще некоторое время говорила с ними и тихо закончила:
— Когда наконец-то воины вернутся домой, Нерха благословит их чресла и они станут отцами детей, которым суждено завладеть миром. Сейчас пируйте в ее честь, а завтра принесите надежду вашим женам.
Она подняла руку. Копья снова склонились перед ней. Вытащив из костра горящую ветвь, чтобы освещать себе путь, она скрылась во мраке.
Хайдхин приказал снять тушу с рашпера, каждый отхватил себе кусок, и они принялись поедать вкусное мясо. Пока шел разговор о чудесных новостях, Хайдхин отмалчивался. На него часто находили приступы молчаливости, и люди привыкли к этому. Достаточно того, что Вел-Эдх считала его своим доверенным лицом. Кроме того, он был сильным и умным вождем. Гибкий, узколицый, с серебряными прядями в черных волосах на голове и в коротко остриженной бороде.
Но вот кости брошены в середину затухающего костра, и он от имени каждого попросил у богов доброй ночи. Мужчины принялись устраиваться поблизости — им надо хорошо отдохнуть, прежде чем утром тронуться в обратный путь. Хайд-хин не присоединился к ним. Факел помогал ему двигаться по едва заметной тропе, пока он не вышел из-под деревьев на широкую поляну. Там он бросил факел, и тот погас сам собой. Луна мчалась между лохматыми облаками над западным краем леса.
Впереди появился горб небольшого дома. На тростниковой крыше поблескивала изморозь. Внутри, насколько он знал, с одной стороны спал скот, а у противоположной стены — люди среди своих припасов и домашнего скарба. Обычное дело, но те, кто жил в этом доме, служили Вел-Эдх. Ее башенка возвышалась рядом; из массивных балок, скрепленных сталью, убежище было возведено, чтобы дать ей возможность оставаться наедине со своими грезами. Хайдхин зашагал вперед.
Какой-то человек, выставив копье, преградил ему дорогу и крикнул:
— Стой! — Затем, вглядевшись в лунном полумраке, добавил: — О, это вы, господин. Вы ищете место для ночлега?
— Нет, — ответил Хайдхин. — Рассвет уже близок, а мой конь у сторожки, он домчит меня до дому. Но сначала я хочу повидаться с твоей госпожой.
Стражник замялся.
— Вы ведь не станете ее будить?
— Не думаю, что она спит.
Стражник не посмел ему перечить и позволил пройти. Он постучал в дверь башни. Девушка-рабыня проснулась и откинула задвижку. Разглядев его, она поднесла сосновую лучину к глиняному светильнику, а потом от нее зажгла другой — для гостя. Хайдхин поднялся по лестнице на верхний этаж.
Как он и ожидал — поскольку знали они друг друга давно, — Эдх сидела на своем высоком стуле, уставясь на тени, отбрасываемые ее собственным светильником. Тени, огромные и бесформенные, метались среди балок, стропил, кож и шкур, колдовских предметов и вещей, приобретенных во время многочисленных путешествий. Спасаясь от промозглой погоды, она куталась в теплый плащ с капюшоном. Она смотрела, как он приближается, и Хайдхину хорошо было видно ее лицо.
— Привет, — тихо произнесла она. Слабый свет упал на изгиб ее губ.
Хайдхин сел на пол и прислонился спиной к планке постели с пологом.
— Тебе надо отдохнуть, — проговорил он.
